Кроме войны, попыток государства влезть в дела Института, неясных перспектив военного курса в Академии и риска, что очередное мегалозаклинание всё-таки пробьёт щиты Столицы, я столкнулась с ещё одной проблемой. Проблемой куда более близкой ко мне лично и потому — гораздо более важной, чем любая другая. 

В надежде отрешиться от реальности в работе и рассуждениях о абсолютно универсальных законах я толкнула дверь в нашу комнату. Белоснежная дверь, выполненная из отполированой до глянцевого блеска керамики отворилась без скрипа. И это была меньшая из особенностей этих дверей. Двери в Институте открывались не только без скрипа — они ещё и не толкали воздух перед собой. Фактически, дверь перемещалась в пространстве не взаимодействуя с окружающей средой вообще никак. 

Мирика как-то объяснила, что изначально это было сделано, чтобы открывшаяся дверь случайно не нарушила стабильность газа над магической системой, а потом, когда технологию отточили — такие двери решили установить везде. Во многом просто ради понтов — подобные двери-призраки впечатляли студентов и грантовые комиссии.

Был у этих дверей и минус. Находящийся в комнате никак не мог узнать, что дверь открылась, если только не смотрел на неё. И потому когда я зашла в комнату, Тамара не знала об этом. Несколько секунд я смотрела на неё, сидящую на полу в слезах.

Напротив Тамары, на её кровати, сидел Куней.

Тамара всхлипывала. Парень молчал. Секунды медленно шли, а меня всё ещё никто не замечал. 

Наверное, стоит привлечь их внимание, пока это не стало невежливым. Во всяком случае, моя внутренняя Милль уже нахмурилась и упёрла руки в бока. Ещё секунду — и она скажет что-нибудь в духе “Таника! Нехорошо подглядывать за людьми в час эмоционального напряжения!”

Я прокашлялась, привлекая внимание. Тамара резко обернулась на меня, а Куней медленно и спокойно перевел взгляд. 

— Таника! — с нотками вновь поднимающейся истерики обратилась ко мне Тамара. — Скажи хоть ты ему, Таника! Ты умная, может он послушает…

— Послушает? — я села на пол перед Тамарой, стараясь поймать её взгляд.

— Он хочет пойти на войну! 

Я уставилась на Кунея. Возможно даже вытаращила глаза — изнутри это было сложно понять. Однако, он лишь спокойно кивнул.

— Мой навык разрушать артефакты будет очень полезен. Никто кроме меня не может пользоваться отсутствием магического дара. Я уникален в своём навыке, и этот навык нужен моей стране.

— И ты готов рисковать этой уникальностью ради Симмерии?

Куней кивнул. Тамара вскочила на ноги и бросилась на шею парню.

— Не отпущу тебя! — всхлипнула она. — Ни за что!

— Тома, я нужен Симмерии.

— Ты нужен мне!

Голос Тамары сорвался на крик. У меня складывалось впечатление, что я здесь лишняя. 

— Я не смогу сам себя уважать, Тамара. — голос Кунея стал жёстче. Увещевательная нежность начала растворяться в стали принятого решения. — Я должен это сделать. Симмерия подарила мне всё, что у меня есть, и сейчас у меня есть шанс вернуть этот долг.

— У тебя есть шанс оставить меня одну. — слёзы потекли по щекам Тамары с новой силой. 

— Я не оставляю тебя! Точнее… Только на время, я обязательно вернусь к тебе!

— Из диверсионных миссий в тылу врага? — уточнила я, намекая на вероятность такого возвращения. 

— Да. — резко одёрнул меня Куней, намекая интонацией: “Не лезь.”

— Ты хочешь бросить меня, чтобы умереть за Симмерию?

— Я хочу стать героем, Тамара. Я не хочу всю жизнь прожить обычным торговцем. 

— Зато я хочу прожить с тобой эту жизнь! — голос Тамары сорвался, пройдя через странный, высокий писк, смешивающийся с хрипом и слезами.

— Тогда твои желания повременят. — Куней встал, стряхивая Тамару с себя. 

Чувство, что я сейчас не на своём месте, становилось всё сильнее. Здесь не была нужна я, я ничем не могла им помочь.

Они просто не хотели слышать друг друга.

— Предатель!

— Предательница! — Куней заикнулся. Видимо, тоже заметил расхождение смыслов слов. — Родины! — дополнил он.

Тамара чуть не задохнулась от нового взрыва слёз. Мне нужно было сделать что-то. Если их любовь развалится, то у меня не будет Кунея как испытуемого. У меня не будет новой Тамары — весёлой и счастливой. У самой Тамары не будет её спасительной любви.

Но что я могла сделать? В этой ситуации я была не нужна.

— Заткнитесь, оба. — прошипела я, привлекая к себе внимание. Комната вокруг зажглась тысячей огней. Две пары глаз обратились ко мне.

Я была не нужна. 

Разум опустел, высвобождая силу под самую сложную магию, которую я творила в своей жизни. 

— Заткнитесь, и поговорите друг с другом нормально!

Куней рухнул, как подкошенный. Тамара, и так лежавшая на кровати, просто перестала дёргаться. У меня не хватит внимания нормально управлять их телами. И так едва-едва удерживала осознание собственного “Я”. Оно прорывалось всё реже и реже, как простейшие инструкции для магии, которая подчинила два разума сразу.

“Помоги им”. 

“Пусть они услышат друг друга.”

“По-настоящему”.

Два чуждых мыслительных потока слились воедино. Поток чувств, мыслей и ощущений Тамары и Кунея слились в единый суперпоток. Я последовательно обобщала каждую их мысль, исправляла тот ворох идиотских недопониманий, который они умудрились создать за пятнадцать минут до того, как я пришла. 

Любая проблема между людьми, в сущности, лишь проблема трансляции информации.

Почувствуйте друг друга. Решите, кто должен уступить, чтобы ваше суммарное счастье было максимальным.

Почувствуйте страх друг друга как свой.

Почувствуйте надежды друг друга как свои.

Примите друг друга как продолжения себя.

Объём мыслей, которые я прогоняла через себя, был всё больше и больше. Я подбиралась к пределу своей концентрации. 

Где-то там, в моём теле, к горлу подступил ком. Его, тело, вырвало. Мой разум наконец померк. Для моего “Я” кончилось место. И тогда магия прервалась.

***

Я вновь очнулась в лазарете. Ещё немного — и я начну привыкать. Рядом сидели Тамара и Куней. Увидев, что я открыла глаза, они быстро переглянулись, определяя очерёдность разговора, и парень взял слово. 

— Я… Мы поговорили. То есть… — Куней отвратительно заминался. Это было настолько неестественно для него, обычно бесконечно уверенного в себе, что я забоялась: а вдруг я сломала его об Тамару?

— Я вдруг понял Тому совсем иначе, чем до этого. Я словно…

— Словно вы на краткий миг стали единым целым. — перебила я его. Понемногу чувство реальности возвращалось, а масштаб эксперимента, который я провела случайно, просто разозлившись на тупость моей подруги и её парня… — Расскажите, как это было?

— Было что?

— Существовать одновременно в двух телах. Слышать два потока мыслей.

Куней почесал в затылке, затихнув. Тамара, как более умелая пользовательница Мнимой Модели, решила дать более дельный ответ. Более того, она отвечала настолько четко, словно где-то был учебник. Или она знала, какие вопросы я задам, и потому готовилась.

В конце-концов, меня не так сложно предсказывать!

— Это не ощущается как два потока мыслей. Скорее как один, но словно более полный, более насыщенный. Мир, он… словно предстаёт в новых красках. Как будто ты видишь одновременно все шесть граней куба. В смысле комнаты. Я видела сразу всё. И это было… очень полноценно.

— А сейчас?

— Поначалу было ощущение, словно всё поблекло. Знаешь, перепад примерно такой же, как если отключить восприятие цвета. Но сейчас оно уже утихло. 

Я кивнула. Настолько, насколько это было возможно сделать лёжа. 

— Я хочу попробовать сама. — заявила я Тамаре. 

— Я не умею делать так, как ты. — ответила она, чуть склонив голову на бок. — Но если ты могла бы научить меня…

— Нет, думаю не могла бы. По крайней мере пока. Мы с тобой обязательно напишем лучший в мире учебник по Мнимой Модели, но… Я придумаю, как это сделать. Возможно, тогда же, когда создам мнимомодельные артефакты. 

Тамара кивнула, а Куней, сидевший прежде молча, вдруг подал голос.

— Я понял, почему Тома не хочет отпускать меня на фронт.

— А я поняла, почему он хочет поехать. — вторила ему Тамара.

— И какое итоговое решение? — спросила я. Каким бы оно не было — сейчас они оба будут с ним согласны. Потому что это решение выработал суперсубъект, состоящий из них двоих. 

— Я не поеду. — ответил Куней. — Мне странно говорить это, и я помню, почему я был так уверен, но теперь опыт того, прошлого меня, кажется таким… — Куней повёл рукой, стараясь передать некое неуловимое ощущение. — …плоским.

— Таника. — вдруг обратилась ко мне Тамара. В её глазах проскочила странная надежда. — А ты можешь сделать то же самое в больших масштабах?

— В смысле?

— Я подумала… Ну… Если погрузить в это состояние весь фронт, то война прекратится, верно же?

Куней закашлялся от неожиданности. Моя внутрення Милль подпрыгнула в ужасе. Между мной и Тамарой проскочила искра взаимного понимания, которая может проскочить только между теми, кто пользуется Мнимой Моделью. Понимание между людьми, для которых вопрос “Менять или не менять магией сознания других” уже снят. 

Прости, Милль. Кажется, я слишком далеко ушла от твоих этических идеалов. То, что предлагала мне сейчас наставница казалось таким заманчивым, таким очевидно хорошим…

— Я, разумеется, не могу сделать это сама. У меня еле-еле хватило концентрации объединить вас двоих. Но если упаковать этот эффект в мегалозаклинание…

Я снова упиралась в необходимость мнимомодельных магсистем.

— Это может помочь.

— Вы правда собираетесь объединить мысли многих тысяч человек? — уточнил Куней. В его голосе сквозила плохо скрываемая надежда на отрицательный ответ.

К его сожалению, услышит он совсем иной.

— Как минимум, это кажется хорошей идеей. — ответила я. — Подумай. Это же закончит войну без единого выстрела. Никто не умрёт. Разве это не лучшее возможное решение?

Если бы капитан Альери услышал меня сегодня, если бы он только знал, какой эффект будет у обещанной ему “Психической бомбы”... Наверное, я бы немедленно отправилась под трибунал за одну только идею. 

К счастью, Институт Говарда Стерка пользуется правом экстерриториальности. Я, как его сотрудница, не подсудна военному трибуналу Симмерии. А значит мой проект может быть сколь угодно безумным. 

Мне совершенно точно нужно обсудить это со своим научным руководителем. И словно услышав мои мысли, дверь распахнулась. В комнату, вбежала Мирика, улыбаясь от уха до уха. Сегодня она выглядела иначе. Вместо коротких шортиков и майки, на нашей големогорничной было длинное платье с корсетом. Лабораторный халат поверх этого смотрелся до ужаса нелепо.

— Таника! Профессор Конрад вызывает вас. 

Как вовремя. Я практически готова была поверить, что Конрад Стерк читает мои мысли. Но вопрос, который возник у меня только что, требовал немедленного ответа.

— А куда ты так нарядилась?

Мирика рассмеялась, тряхнув белоснежными кудряшками.

— А вы не знаете про институтские танцевальные вечера? Все встречаются, отдыхают, играет музыка, и… Так красиво, в общем!

— Ты чувствуешь красоту?

— Я веду себя так, словно чувствую красоту. — загадочно ухмыльнулась девушка-голем, лишенная субъективных переживаний на конструктивном уровне. — Если бы я вела себя как-то иначе, это обнажило бы недостатки моей конструкции. 

— Ты знаешь, что ты сводишь меня с ума?

— Обычно мне говорят это парни! — снова захихикала она. 

— Да. Но меня ты сводишь с ума своей кажущейся осознанностью. Ты слишком… рефлексивна для пустой внутри. 

— У тебя очень крутой научный руководитель, ага! — радостно воскликнула она. — Так что. Ты можешь ходить, или тебя отнести?

А. Вон оно что. 

— То есть, профессор Стерк хочет видеть меня настолько срочно?

— Ага. Он прям так мне и сказал: если она не может встать, привезти тебя на каталке. 

Я честно попробовала встать. У меня даже получилось. Всё ещё несколько мутило, а к горлу иногда подкатывал ком, напоминающий о вкусе рвоты, однако ещё минут пятнадцать — и моё тело восстановится полностью.

— Я могу идти.

— Тогда идём.

Через десять минут ходьбы по прекрасно структурированному Институту, где отделы были расположены логически понятно, а к отдельным кабинетам вели указатели — я всё ещё вспоминала о навигационных чарах Академии — я оказалась в кабинете Конрада Стерка. 

Мой научный руководитель ходил взад-вперёд по кабинету, и не сразу заметил меня. Это был уникальный случай постоять в проходе и попялиться на него. Я поняла, что за все три встречи с профессором Стерком, я толком не запомнила его внешности. В наш первый разговор он стоял напротив света, когда мы столкнулись у куба я смотрела на экраны, а потом — в основном в пол, пристыженная. Когда же мы шли от ворот… Нет, ну конечно я смотрела на своего собеседника, но… 

Да плохая у меня память на лица, ничего не могу поделать!

Итак, Конрад Стерк носил кремовую рубашку и брюки из тёмно-шоколадного вельвета. Он был гладко выбрит, и весьма изящен, в отличие от очень грубо сложенного Хэмджа — а кроме Хэмджа, по сути, я могла сравнивать только с Кунеем, других мужчин в моём ближайшем круге не было. Отец разве что… Нет.

Наверное, я могла бы даже сказать, что он красив. Не так красив, как Куней, лучившийся харизмой и наглостью, а скорее той красотой, которую обычно именуют “Джентльменской внешностью”, или даже “Достоинством”. 

Он был подстрижен коротко и, кажется, вручную — во всяком случае, в его причёске были неровности, которых не оставляет косметическая магия. Почему бы?

Глаза профессора постоянно двигались, не фиксируясь на какой-то одной точке. Он словно постоянно сканировал пространство вокруг себя, и с каждой секундой мне всё удивительнее было, как он мог нас не заметить. А ещё это наводило меня на мысли о том предположении, что он высказал пару дней назад. 

— Профессор, вы — гений? — спросила я, привлекая к себе внимание. Конрад резко остановился и поглядел на нас.

— О, старший исследователь Таника, наша удивительная школьница. Вот вы и прибыли. Спасибо, Мирика, ты можешь идти. 

Горничная шагнула в реверанс, а потом вприпрыжку побежала куда-то в сторону “Зоны отдыха”, если верить указателям.

— Интересный вопрос, Таника. Почему ты предположила такое?

Я выставила вперёд пятерню.

— Вы — генетический потомок человека, создавшего Стандартную Модель. Это раз. — я загнула палец. 

— Вы знаете, чем гений отличается от не-гения, и умеете отличать таких людей, поговорив с ними. Это можно объяснить вашим опытом как педагога, но всё же это улика. — я загнула второй палец.

— Ваш взгляд постоянно движется. Вы словно постоянно оцениваете всё пространство вокруг себя, не концентрируясь на чём-то одном. Это три. — ещё один палец.

— Вы создали Мирику. Не думаю, что простой человек способен на это. — я обернулась в сторону убежавшей девушке, загибая четвёртый палец.

— И, наконец, вы приняли меня в Институт и дали исследовательскую программу, хотя по всем формальным признакам я не подхожу. Вероятно, вы способны разглядеть что-то, что неспособны разглядеть все остальные. 

Я гордо сжала кулак. 

— Я полагаю, вы как минимум лучше всех остальных. Но вы довольно четко разграничили гения и не-гения. Профессор, ответьте пожалуйста, вы — гений?

Конрад Стерк расхохотался. Он смеялся долго и искренне, настолько заразительно, что даже я несколько раз чуть не вторила ему, с трудом подавив это желание. 

— Браво, исследователь Таника. Это самый странный личный вопрос, который мне когда либо задавали, и у него одна из самых качественных аргументаций  для личных вопросов. Однако, если вы хотите, чтобы я на него ответил…

Профессор чуть помедлил, словно раздумывая.

— Пожалуй, да. Я действительно гений.